«…Брак у татар заключается в настоящее время путем свободного договора с родителями невесты; но уговор этот носит еще все следы древней купли, а в свадебном ритуале, как мы сейчас увидим, много обрядов, свидетельствующих о господстве некогда обычая похищения невест. Переговоры с родителями невесты ведутся, обыкновенно, кем-либо из родственников жениха. В случае согласия, родители, не давая посреднику решительного ответа, отсылают его к самой невесте, которая, на троекратный вопрос о ее желании, обыкновенно отвечает утвердительно, так как родительская воля для нее закон. Уговорившись таким образом между собою, семьи жениха и невесты приступают к составлению брачного условия или «накяха», в котором выговаривают количество взносимого женихом калыма, а также определяют, какие подарки должны быть сделаны им невестиной родне. Накях записывается эфенди или муллою в присутствии свидетелей, обыкновенно стариков. Если после заключения его, жених не устоит в уговоре и откажется от невесты, то обязан уплатить ее родным половину калыма. Но раз жених имел сношение с девушкой в своем доме и затем, по какой-либо причине, разошелся с ней, он обязан уплатить калым сполна. Исключение представляют те случаи, когда в невесте окажутся известные недостатки, несуществовавшие или незамеченные в момент составления накяха; так, например, потеря невинности, глухота и т.п.
Размер калыма зависит от того, к какому сословию принадлежит невеста. Из общего правила, что в калым за дочь таубия должны поступить 800 р., встречается исключение лишь в Урусбиевском обществе, да в Карачае, где калым доходит до 1500 рублей. Лица простого звания выдают замуж своих дочерей за меньшую плату, рублей за 300. Калым за вдову ниже обыкновенного. Встречаются также случаи уплаты калыма в размере 200 рублей. Что касается до подарков, то в накяхе выговаривается каждый раз лошадь в пользу отца или дяди невесты (так называемый анакарандашат), лошадь в пользу ее брата (егештентула) и лошадь в пользу молочной матери (сюдхагат). Подчас место лошади занимает пара быков. Во всем этом, если не говорить о накяхе, совершение которого предписывается шариатом, обычаи татар целиком воспроизводят нормы осетинского права. Различие начинается там, где возникает вопрос о приданом. В прежние времена его не было у горцев, как нет и у осетин. Правила шариата и здесь явились причиною новшества. В настоящее время отец отдает в пользу невесты обыкновенно весь калым, а иногда и прибавляет к нему кое-что от себя по части платья и украшений. Составляемое, таким образом, приданое, или «бирене», поступает в отдельное от мужа владение жены, и на случай развода обеспечивает ее имущественно.
Балкарки. Хуламо-Безенгийское ущелье. 1916 г.
Невеста не разрывает вполне связи с семьей, из которой вышла, что отражается и в сфере ее имущественных отношений в следующем оригинальном виде. На расстоянии нескольких лет после замужества, жена уезжает в дом родных (что у татар известно под названием башнай-лаган). Она пребывает в нем обыкновенно один или два года и перед отъездом устраивает на мужнины средства угощение всей родне. Последнее длится за полночь, пока не встанет старейший в собрании и, выпив за здоровье отъезжающей, не предложит родственникам одарить ее на прощанье. Чара пива обходит всех присутствующих, причем каждый обещает дать что-либо от себя. Этим путем собирается, нередко, до шестидесяти штук рогатого скота, сто или полтораста баранов, много одежды и домашней утвари. В этом обычае нет ничего осетинского; он целиком заимствован у кабардинцев, которые знают его под наименованием «хавшь», и соблюдается он, по преимуществу, в среди высшего сословия, в среде горских князей, таубиев.
Карачаевцы. ХIХ век.
Мы сказали, что в татарской свадьбе сохранились следы старинного обычая похищения невест. Эти следы мы видим прежде всего в том, что жених не смеет сам приехать за невестой, а, наоборот, все время скрывается у кого-нибудь из своих знакомых. Первое время после свадьбы муж может жить с молодою не иначе, как в чужом доме, доме приятеля, который отныне становится для него лицом столь же близким, как и аталык или воспитатель, и получает название «балуш». В супружеские права жених также вступает не иначе, как тайком, и ночью, скрываясь от всех и преследуемый аульной молодежью, которая, взобравшись на крышу, спускает в трубу камина всякого рода птиц и домашних животных, бросает папахи и делает выстрелы, пока не истощатся все заряды. К матери и вообще во двор невесты муж не показывается долгое время, как бы опасаясь мести. В свою очередь, поезжане, или «киедженгеры», посылаемые женихом за невестой, приготовляются к поездке точно к бою и подчас немало испытывают всяких неприятностей от молодежи того аула, из которого берется ими невеста — точно в возмездие за ее похищение. Нам известен, между прочим, один случай, когда эти притеснения, выражающиеся нередко в шуточных выстрелах, кончились даже убийством; что же касается до поранений или порчи платья, то это явления самые обыкновенные.
Представленные подробности свадебного ритуала являются буквальным воспроизведением тех, какие доселе представляют собою осетинские свадьбы. Укрывательство жениха, обиды поезжанам, обязанность мужа жить первое время в чужом дворе, запрещение ему показываться на глаза теще, — все это осетины знают также хорошо, как и горцы, и, подобно им, практикуют из поколения в поколение — драгоценный остаток архаических порядков, отошедших уже в область прошлого.
Если увоз, под названием «каскагерга», в настоящее время и встречается в среде татар, то, за редкими исключениями, почти всегда символизированный, т.е, производимый с согласия похищаемой. Дело обыкновенно кончается соглашением, причем жених, сверх калыма, платит еще известную пеню за бесчестие: у таубиев нередко 800 р.; у простонародья от 50 до 100 р.
Права мужа над женой мало напоминают собою те, какие входили в понятие римской «manus». Подобно осетинским нравам, татарские мужья могут исправлять своих жен телесно, но убить их безнаказанно не могут. Мстителями за смерть жены явились бы ее родственники, которым пришлось бы заплатить, если не полный, то половинный размер платы за кровь. Что касается до женина имущества, то, как уже сказано выше, муж не в праве распоряжаться им по произволу и не может обременять его собственными долгами. Между имуществами супругов существует полная раздельность. Муж может быть управителем женина приданого, но лишь под условием полной отчетности в способе пользования последним. При разводе жена вступает в исключительное обладание всем, что выговорено было ей в накяхе.
Таулы, балкарцы.
Обычное право татар допускает, по образцу осетинского, развод по воле одного из супругов. Если муж прогоняет жену, он обязан выплатить калым сполна; если жена оставляет мужа, родные ее принуждаются обычаем к возвращению двойной суммы того, что было взято ими в калым.
По смерти мужа жена сохраняет известные права на его имущество. Правда, они признаются за ней не по обычаю, а на основание шариата, и этим объясняется, почему такие права не известны осетинам. Вдовья часть бездетной вдовы — одна четвертая; имеющей потомство — одна восьмая. Это понижение доли объясняется тем, что в последнем случае жена остается при детях и, следовательно, менее бездетной нуждается в жизненных средствах.
До последнего времени, впрочем, вдовы у татар, как и у осетин, обыкновенно вступали в брак с кем-либо из рода покойного, всего чаще с его неженатым братом. Эта вымирающая форма «левирата» или деверства, известная одинаково индусам и евреям, носит в среде горских обществ название «тул»; о вдове говорят, что она «тул», т.е. собственность семьи покойного, которая, поэтому, с прочим наследством должна перейти к оставшимся по его смерти членам двора…».
Нурлан Салтаев
http://nurlansaltaev.yvision.kz/
