Несколько лет назад состоялась мировая кинопремьера исторического блокбастера «Троя». Этот голливудский продукт принес своим создателям многие миллионы долларов прибыли и громадную популярность. Так, мир узнал об одном из интересных эпизодов мировой истории – борьбы греческих государств с царством Троя. После открытия развалин древней Трои немецким археологом Шлиманом, троянская война из области мифического сказания (гомеровская «Илиада») перешла в разряд исторической действительности.
Давайте вспомним вкратце фабулу этой знаменитой войны: троянский царевич Парис похищает жену спартанского царя Елену Прекрасную (причем добровольно!). Горящий местью, обманутый муж собирается отобрать свою жену у молодого троянского наглеца, а заодно и примерно наказать государство своего обидчика (чтобы троянцам в будущем неповадно было соблазнять чужих жен). Он призывает под свои знамена почти всех греческих правителей, после чего громадная греческая армада приплывает на троянскую землю, которая располагалась в Малой Азии на территории современной Турции (уж не здесь ли кроется начало многовековой этнической неприязни между турками и греками?). Итог этой войны – гибель процветающего и сказочно богатого транзитного государства Троя.
Но историки знают и другие подобные примеры в истории различных народов мира. Так, в 1180 году произошло событие, давшее начало цепной реакции, результатом которой было возникновение монгольской империи. Само по себе событие было заурядным: меркиты сделали набег на кочевье знатного, но бедного монгола Тэмуджина и увезли с собой его молодую жену Бортэ. И тогда началось… Но обо всем по порядку.
Это было тяжелое время для монголов. Они вели жестокую и бескомпромиссную войну с чжурчжэнями (кит. династия Кинь) и их союзниками в Великой Степи татарами. Ожесточение дошло до того, что татары вероломно заманив на свадебный пир хана монголов Амбагая, отвезли его на смертную муку (его заживо прибили к деревянному ослу) в Китай. Примерно в это же время его молодой племянник Есугей-багатур во время охоты на птиц у берегов Онона, случайно повстречал возок, в котором сидела молодая, очень красивая девушка по имени Оэлун, а рядом ехал ее новобрачный — Еке-Чиледу из племени меркит. Есугей немедленно съездил домой и вернулся с двумя своими братьями. Вместе они отобрали невесту у меркита. Сам Еке-Чиледу спасся благодаря быстроте своего скакуна.
Да, по тем жестоким временам это было обыкновенное умыкание невесты, хотя все-таки даже и тогда полагалось спросить ее мнение и получить согласие. Но с такой мелочью не посчитались, и Оэлун стала первой женой Есугея, который даже и не предполагал, что это деяние спустя много лет еще как аукнется его любимому сыну Тэмуджину.
Но вот прошло около 10 лет и авторитетный монгольский военачальник Есугей уже договаривается с вождем племени хонкират Дай-сэчэном о помолвке своего девятилетнего Тэмуджина и его десятилетней дочери Бортэ. Будущий тесть хорошо принял своего будущего зятя. «Во взгляде его — огонь, а лицо — что заря», — сказал он своему новоиспеченному свату Есугею. И маленькая Бортэ в свою очередь приглянулась знаменитому монгольскому богатырю в качестве будущей невестки. Обе стороны были довольны. Есугей же, оставляя сына в кочевье хонкиратов, только об одном просил свата: «Побереги моего мальчика от собак. Он их очень боится». Это последнее было несколько необычно. В этой связи Л.Н. Гумилев приводит интересные аргументы: «страшные волкодавы, охраняющие овец, никогда не трогают детей. Монгольский мальчишка одним взмахом широкого рукава запросто разгоняет лающую свору псов. Предупреждение Есугея говорит о повышенной нервозности Тэмуджина, часто сопутствующей развитому воображению и предприимчивости. С годами такая нервозность подавляется волей и рассудком, благодаря чему не приносит ущерба».
На обратном пути Есугей-багатура отравляют татары. Едва добравшись до своей кочевки, умирающий Есугей-багатур поручат своему верному нукеру Мунлику заботу о семье, а также просит его скорее вернуть домой Тэмуджина. Мунлик оказался достойным оказанного ему доверия: немедленно поехал к хонкиратам, сказал, что отец скучает по сыну, и привез мальчика домой. Узнав о потере, Тэмуджин упал от горя на землю и бился в судорогах.
Прошли годы. Тэмуджин испытал много трудностей и лишений. Но он никогда не забывал о своей нареченной невесте – Бортэ. Когда он в качестве жениха приехал на берег Керулена к хонкиратскому Дай-сэчэну, тот удивился тому, что Тэмуджин еще жив, так как ненависть тайджиутов к нему получила широкую огласку. Несмотря на незавидное положение Тэмуджина, Дай-сэчэн сдержал свое слово и отдал Бортэ Тэмуджину. Обручение состоялось по всем правилам, мать невесты проводила ее в семью мужа и подарила ей соболью доху. А это и по тем временам была огромная ценность. Мы еще увидим, как этой собольей дохе еще предстоит стать одним из краеугольных камней империи чингизидов.
Сразу же после непродолжительного медового периода Тэмуджин забирает приданое своей жены и отвозит соболью доху кераитскому хану Тогрулу в подарок. Тэмуджин знал психологию своих современников. Неблагодарность не была свойством монголов, но огромные услуги, оказанные Тогрулу его отцом Есугеем, успели забыться, а покровительство молодому отверженцу было крайне необходимо. Расчет оказался правильным. Тогрул растрогался, вспомнил былую дружбу с Есугеем и обещал Тэмуджину собрать его рассеянный улус. Поддержка и покровительство самого сильного хана Монголии сразу изменили положение Тэмуджина. За два года (1179 и 1180) сторонниками нищего царевича Тэмуджина стали около 10 тыс. воинов. Соболья доха окупилась сверх меры. Чуть позже мы увидим, что потенциал подаренной собольей дохи был еще далеко не исчерпан. Приданое жены, подаренное кераитскому Тогрулу, еще преподнесет Тэмуджину свои неожиданные, но приятные сюрпризы.
Усиление Тэмуджина привело к увеличению его врагов. Враждебно настроенные по отношению к монголам меркиты сразу же вспомнили, что в свое время отец Тэмуджина умыкнул невесту меркитского воина Еке-Чиледу. Что-то уж слишком запоздала меркитская месть: прошло более 20 лет! Хотя ясно, что эта месть за поруганную честь Еке-Чиледу послужила лишь политической ширмой меркитского набега, а их настоящей целью было обязательное убийство Тэмуджина. Возможно, они инстинктивно почувствовали исходящую от него огромную потенциальную опасность для меркитского этноса. И не зря. В будущем Чингисхан будет последовательно проводить политику истребления меркитов. По сведениям официального историка чингизидов Рашид ад-дина, «Чингисхан постановил, чтобы никого из меркитов не оставляли в живых, а всех убивали, так как племя меркит было мятежное и воинственное и множество раз воевало с ним».
Могли быть и другие более реалистичные причины того зачем меркитам понадобилось убивать Тэмуджина. Но это уже одна из нерешенных загадок истории, хотя все монголы XII-XIII вв. знали об этих причинах, но, к сожалению, до наших дней эту ценную информацию не донесли.
Меркиты проделали путь свыше 300 км, чтобы захватить врасплох кочевье Тэмуджина. На счастье Тэмуджина, служанка его матери — пленная китаянка Хоахчин услышала ранним утром конский топот и немедленно разбудила хозяев (и на этот раз многострадальных борджигинов выручила жизненно-необходимая настороженность и привычка быть преследуемыми). Все подумали, что это набег их врагов — тайджиутов. Почти сразу же члены семьи скрылись на горе Бурхан, в лесистом Хэнтэе.
В юрте остались только Бортэ, старая Хоахчин и вторая вдова Есугей-багатура – Сочихэл. На это были свои причины. Так как семья Тэмуджина ждала нападения от тайджиутов, своих ближних родственников, то женщинам из другого монгольского рода ничего не грозило. Бортэ, хотя и вышла замуж за Тэмуджина, но оставалась в составе другого иргэн (субэтнос) монгольского этноса – племени своего отца. По логике вещей, эти три женщины могли бы спокойно пересидеть тайджиутский набег в юрте. Но напали не тайджиуты, а меркиты.
У матушки Оэлун была в высшей степени предусмотрительная служанка. Китаянка Хоахчин решила, что хотя тайджиуты Бортэ не убьют, но молодые воины для красивой женщины всегда опасны. Поэтому она скрыла Бортэ в крытом возке, запрягла в него пестрого быка и поехала к бору, темневшему на склонах долины в первых лучах рассвета. Однако воины обыскали возок, нашли Бортэ и увезли всех трех женщин.
Похищения Бортэ меркитам было мало. Они, пытаясь реализовать истинную цель своего набега, бросились искать Тэмуджина. Но тщетно. В лесной чаще меркиты оказались бессильны. Бросив бесплодную погоню, меркиты повернули коней домой.
Напуганный внезапным набегом и психологически раненный потерей горячо любимой жены Тэмуджин довольно быстро взял себя в руки и сразу же послал на разведку сводного брата Бельгутея (не забудем, что в числе пленных женщин была и вторая вдова Есугея и мать Бельгутея — Сочихэл) и своего первого дружинника Боорчу. Те следили за меркитами трое суток и принесли Тэмуджину ценные сведения о дислокации, численности и командирах меркитского отряда.
По существующей среди кочевников практике, уведенная в плен жена врага до конца своей жизни активно включалась в общественно-хозяйственную жизнь враждебного племени в качестве наложницы одного из воинов. Но Бортэ значила для Тэмуджина очень много. И ему удалось, приложив немало усилий, сломать существующий стереотип.
Монголы оказались куда оперативнее ахейцев и монгольская «троянская война» на Селенге не затянулась. Тэмуджин не терял ни минуты. Сразу же после набега меркитов он поехал к Тогрулу в его ставку Темный Бор, на берегу Толы, рассказал о случившемся и просил помощи. Доха и тут решила дело. «За черную соболью доху, предав огню всех без исключения меркитов, доставим мы тебе твою Бортэ» — заверил его Тогрул. Поистине, удивительная доха! Какие только она чудеса не сотворила в жизни будущего Чингисхана. Если бы она сохранилась, то она была бы достойна украсить любой музей мирового уровня. Интересно, вернул ли ее Тэмуджин своей жене Бортэ, спустя много лет, когда он разгромил кераитов и присоединил этот этнос и их земли к своему молодому государству?! (Но это для кераитского хана было справедливое воздание: сам Ванхан Тогрул был убийцей своих дядей, тираном и предателем).
Тогрул выразил готовность выставить 2 тумена (1 тумен – неполные 10 тысяч воинов), но попросил Тэмуджина, чтобы он пригласил к походу своего давнего побратима (монг. анда) Джамуху, вождя сильного монгольского племени джаджират, с которым в детстве Тэмуджин часто играл на берегу Онона. Тэмуджин немедленно посылает к Джамухе своих братьев Хасара и Бельгутея с просьбой о помощи. Все это выглядит похожим на мобилизацию ахейских базилевсов для возвращения Елены Прекрасной, с той лишь разницей, что Елену спасали вопреки ее желанию. Как бы то ни было, посольство к джаджиратам увенчалось успехом. Джамуха обязался выставить 1 тумен и еще 1 тумен составить из монголов, симпатизирующих Тэмуджину. На том и порешили.
Можно только удивиться, что около 30 тысяч монголов поднялись на войну с меркитами (численность меркитского отряда во время этого набега – 300 воинов, т.е. в 100 раз меньше ответной лавины) только лишь ради возврата жены одного нищего царевича. Однако успех этой операции объясняется ее лейтмотивом, которым послужил общемонгольский патриотизм и сведение старых счетов монголов с меркитами.
В назначенное время и место Тогрул с Тэмуджином прибыли с трехдневным опозданием. Тэмуджин с собой войска не привел, но под командованием поджидавшего их Джамухи было два тумена – свой и тэмуджиновский. Это говорит об огромном влиянии джаджиратского вождя среди монголов. Дополнительным свидетельством этого служит и прямой упрек Джамухи в адрес Тогрула из-за опоздания последнего: «И в бурю на свидание, и в дождь на собрание приходить без опоздания!» Более того, с общего согласия Джамуха берет инициативу в свои руки и составляет диспозицию войск.
В связи с тем, что к походу готовились чрезвычайно тщательно, но крайне быстро, было сохранено преимущество внезапности. Меркиты контрудара не ждали. Они справедливо полагали, что нищий монгольский царевич не сможет (да и вряд ли захочет) собрать огромное войско для реализации возмездия. Это-то их и погубило. И в самом деле, бедные меркиты и не догадывались, что они украли жену у будущего Чингисхана. Да и сам Тэмуджин, после смерти высокородного отца ограбленный своими сородичами, которые надели на его шею рабскую колодку и постоянно угрожали его жизни и имуществу вряд ли задумывался о своей предстоящей великой роли в мировой истории.
Монголо-кераитская армия выступила из урочища Бото-гон-Борчжи (с верховий Онона). Быстро добравшись до реки Хилок, монголы были вынуждены переправляться не вплавь, что было бы скорее, а на плотах, чтобы промокшие люди не застыли на ветру. Здесь они потеряли темп наступления, а меркитские рыбаки и охотники, завидев подходившего к реке врага, бросили свои занятия и поскакали, чтобы предупредить своих соплеменников. Благодаря этому меркиты в панике бежали вниз по долине Селенги. Счастливым удалось спастись в Забайкалье.
Отставшим пришлось плохо. Монголы настигли убегавших меркитов в лесистых низовьях Селенги ночью. Кераиты и монголы «гнали, губили и забирали в плен беглецов». Исключение составил сам Тэмуджин. Он обогнал толпу бегущих и громко кричал: «Бортэ, Бортэ!» Она услышала его крик, соскочила с телеги вместе со старухой Хоахчин, и обе женщины ухватились за поводья Тэмуджинова коня. Тут Тэмуджин послал нукеров к Тогрулу и Джамухе с просьбой прекратить преследование: «Я нашел, что искал». Это спасло многих меркитов. Видя, что резня прекращена, они тут же расположились на ночлег.
Меркитам в ту ночь угрожали не только монгольские сабли. Осенняя тайга сулила старикам и детям смерть от утомления и холода (развести костер и обогреться, чтобы не выдать себя врагу, нельзя). Поэтому прекращение преследования было равносильно помилованию: те, кто мог и хотел бежать, получили эту возможность. Среди последних был Чильгир-багатур, которому отдали плененную Бортэ в наложницы.
Монголы захватили множество пленниц. Раздел был банален: миловидных — в наложницы, прочих — в домашнюю прислугу. А потом, как некогда ахейские цари ушли от развалин Трои, монгольские вожди разошлись по домам. О территориальных приобретениях не было и речи.
Но последствия меркитского плена оставили незабываемую психологическую травму в душах Тэмуджина, Бортэ и их первенца – царевича Джучи. Как пишет в своих трудах Л.Н. Гумилев, «испытание, посланное Тэмуджину судьбой, не окончилось с возвращением любимой жены. Бортэ вернулась беременной и вскоре родила сына — Джучи. Тэмуджин признал его своим сыном и заявил, что Бортэ попала в плен уже беременной. Но сомнения грызли и отца, и сына. В семье и ставке роились сплетни, которые преследовали Джучи до самой смерти. Даже родной брат Джагатай в присутствии отца назвал царевича «наследником меркитского плена», чем вынудил того отказаться от претензий на наследие престола в пользу младшего брата, Угэдэя».
Тэмуджин проявил великодушие, пощадив меркитов, за исключением одного из трех вождей набега, Хаатай-Дармалы, которому надели колодку и увезли судить на место преступления, т.е. на гору Бурхан. Сына признал, жену не попрекал, друзей — Тогрула и Джамуху — поблагодарил и, самое главное, не велел разыскать и убить обидчика Чильгира.
Эта «Троянская война» в монгольской степи создала Тэмуджину огромный престиж, и он им немедленно воспользовался. «Одиссея» нищего царевича Тэмуджина во имя любви и защиты чести склонила на сторону Тэмуджина симпатии некоторой части монгольского народа. Многие сразу же вспомнили давно позабытые военные заслуги его отца – Есугея-багатура. Как бы то ни было, после этого события о Тэмуджине с восхищением заговорили почти в каждой монгольской юрте и еще долго старики цокали от восхищения своим языками, смакуя подробности этой степной вендетты.
Если операция по спасению Бортэ и на порядок уступает своему греческому аналогу по насыщенности событий, но по своим последствиям, в десятки, если не в сотни раз, превышает похищение греческой Елены. Но главное — монгольский народ нашел своего вождя. Однако до превращения гонимого своим народом Тэмуджина в гонителя народов Чингисхана, который на беду соседних народов объединит под своим белым девятибунчужным знаменем всю монгольскую степь на великом курултае 1206 года тогда еще оставалось около четверти века, долгих 25 лет.
