Ахмед Махфуз Омар – южнойеменский прозаик. Родился в начале тридцатых годов в семье плотника. Трудовую жизнь начал в десятилетнем возрасте. В 1956 году в газете «Ан-Нахда» опубликовал рассказ «Кормящая детей», которому была присуждена первая премия этой газеты. Является автором трех сборников рассказов: «Разорванное предупреждение» (1960), «Молчащие колокола» (1974), «О люди, живущие на этой горе» (1978).
Рассказ «Похороны» из сборника «Молчащие колокола» был написан в то время, когда у власти в стране находилось оппортунистическое руководство, допустившее ряд серьезных ошибок в экономической и политической сферы жизни Йемена. Поэтому неслучайно публикуемый ниже рассказ в аллегорической форме отражает сложную социально-психологическую атмосферу, сложивщуюся в стране в тот период, рисует отчужденность в человеческих взаимоотношениях, обличает нравственный распад, охвативший часть общества.
***
Все во мне внезапно остановилось… Я утратил всякие чувства… Пульс пропал… Даже вечно идущее время, которое влечет нас вперед, даже оно остановилось. Застыли пружины, приводящие нас в движение. Лопнули, прекратив свое однообразное существование, приводные ремни.
…Похоронная процессия направлялась к мечети. Я был средоточием этой процессии. Освободившись от оков времени, я оказался теперь закован в кандалы смерти. Причитания близких мне людей бьют по барабанным перепонкам, как по наковальне.
Время во мне застыло… Оно не подталкивает меня, как прежде, однако вне меня оно все еще одерживает победы – движет жизнью и украшает ее. Каждый из нас, не сознавая того, бежит и на бегу превращается в застывшую глыбу или в пылинку, плавающую в вечности.
Гроб принесли в мечеть, поставили перед михрабом. Позади в ожидании молитвы расположились участники похоронной процессии. Перед гробом на корточках уселся имам, перебирая зернышки четок и еле слышно шевеля губами. Некоторое время в мечети царило пугающее молчание. Затем послышался приглушенный шепот, он становился все отчетливее и громче.
Я, крохотная пылинка, лежал в гробу… Время выжало сок из плода и бросило его в гроб забвения… Вдруг кто-то произнес:
— Он, словно храбрый солдат, был всегда впереди.
Прорвав взглядом белую пелену, закрывавшую глаза, я увидел лицо говорившего. Оно было мне незнакомо. Я видел его впервые, этого человека с длинным носом. Рядом с ним сидел торговец катом. Он добавил:
— Я всегда предлагал ему лучший пучок ката, но он с гордостью отказывался и покупал куда хуже у другого торговца.
Имам мечети назидательно предостерег:
— Говорите о своем покойнике только хорошее.
Я лежу в гробу, словно распятый людьми Христос. Время сковало мою жизненную силу, лишило язык способности говорить. Оно превратило меня в неподвижный труп…
Длинноносый вновь заговорил, делая вид, будто не хочет сказать ничего дурного:
— Он был просто образованным хамом, да смилостивится над ним Аллах.
Имам сердито повторил:
— Люди, говорите о своем покойнике только хорошее.
Однако тот не унимался:
— Я, господин наш, долго старался вспомнить хоть одно хорошее качество этого человека, но так и не смог. Он просто-напросто любил пакостить людям, вроде того зловредного насекомого, которое кусает людей, чтобы отравить их своим ядом.
Я лежал в гробу не в силах шевельнуть хоть одним членом. Смерть сковала и мой язык, лишив его гибкости и свободы выражений.
И тут я увидел хозяина лавки, у которого брал товары в кредит и платил за них в конце месяца. Он вбежал в мечеть через боковую дверь и остановился как вкопанный, озираясь вокруг. Потом двинулся вперед, перешагивая через сидящих, и уселся рядом с моим старшим братом. Я услышал, как лавочник без обиняков спросил брата, придав голосу печальную интонацию:
— Получил ли покойный свое жалование за этот месяц?
Брат ответил:
— Да, только вчера и все уже потратил.
Лавочник вскочил на ноги и, вплеснув руками, пробормотал:
— Так мне и надо, раз я не слушал советов отца.
Он бросился к той же двери, в которую вошел, и столкнулся там с каким-то благочестивцем, который предложил помолиться с ним вместе за душу усопшего, однако лавочник в ответ лишь молча отстранил его с дороги.
Когда через несколько дней я пришел к нему в лавку и упрекнул за то, что слышал в мечети, лавочник строго ответил:
— Вы что, с ума сошли – умирать, не уплатив долгов.
Но вот началась молитва. Длинноносый молился так истово, будто твердо надеялся попасть в рай.
Лишенный воли, я лежал в гробу с застывшим взором. Смерть сдавила легкие, не выпуская из них спертый воздух.
После окончания молитвы я заметил человека, которому как-то дал взаймы динар. Он до сих пор мне его не вернул. Теперь он стоял в толпе скорбящих, и на его лице была написана радость.
— Оказать честь умершему – это похоронить его, — воскликнул он.
Я понял, он боится, что я раздумаю умирать и потяну из гроба руку за своим динаром. Но я уже на том свете. Я превратился в безликую восковую статую, у которой скульптор забыл вылепить лицо.
Вот люди столпились вокруг моего гроба и подняли его. Они торопливо шагают, спеша опустить меня глубоко в землю. Им надо побыстрее выполнить свой долг…
Чья-то рука шарит в гробу, рвет саван и обыскивает мои пустые карманы. Вор бормочет:
— Нет бога, кроме Аллаха! Вечен лишь Аллах!
Люди с гробом торопливо шагают. В головах теснятся мысли, воздвигая стену, которая заслоняет от них то, что ждет их впереди… Я лежу в гробу со сдавленным смертью горлом. Перед глазами пляшут красные буквы…
Похоронная процессия движется по рынку… Она проходит мимо группы моих сослуживцев. Когда они узнают имя покойника, на их лицах появляется недоумение. Я слушаю, как господин Хашим призывает коллег присоединиться к похоронной процессии. Однако они медлят. Господин Хашим уговаривает их все настойчивее, и тогда господин Насыр ему отвечает:
— Так ведь он больше никогда не вернется на службу.
На следующий день, когда я рассказывал господину Насыру эту историю, он смеялся до слез, ища в моем кармане пачку сигарет, и приговаривал:
— Чего только не бывает во сне!
Они спешат… Я лежу в гробу, словно заново распятый Христос. В гробу – мертвый человек. Губы твердят одни и те же слова. Все в жизни повторяется. Когда похоронная процессия замедляет ход, мой должник подгоняет ее:
— Отдать последний долг усопшему – это похоронить его.
Процессия приближается к кладбищу… В гробу лежит человек, время застыло в его душе, превратило человека в мертвеца.
Я слышу, как мой должник кричит могильщику:
— Рой могилу пошире и поглубже!
Он все еще сомневается в том, что земля сейчас меня поглотит, и боится, что я буду преследовать его, требуя назад свой динар. Однако время умерло в моей душе. Житейские заботы не тревожат больше разум. Я превратился в дух, которому нет дела до его должников…
Время для меня умерло. Что мне до солнечных, лунных или световых лет?.. Они стали похожи на меня – превратились в пылинки, блуждающие в вечности.
Через несколько дней я встретился с моим должником и рассказал о том, что слышал во время похорон. Он улыбнулся и воскликнул, спеша пройти мимо:
— Чего только не увидишь во сне!
Когда могильная земля придавила меня, я понял, что она обладает пугающей силой останавливать дыхание…
Сотни видов червей ползут к моему телу, чтобы превратить меня в прах…
На этом свете приходится за все платить. И на том свете тоже. В обоих случаях мы оказываемся в проигрыше.
Великие люди, как и все остальные, навсегда исчезают. Они тоже превращаются в малые пылинки, блуждающие в бесконечном мире. Неумолимое время делает воспоминания о них все менее правдоподобными. Одни их этих людей становятся героями легенд, другие – шутами, которые смешат живых приписываемыми им шутками. Ведь только живые создают легенды и выдумывают шутки.
Сгорая от нетерпения, я беру газету, чтобы прочитать на первой странице сообщение о моей кончине. Но не нахожу его. Наконец я отыскиваю его на второй странице. Скорее это не сообщение о смерти, а объявление, гласящее, что те лица, которым покойный остался должен, могут взыскать причитающиеся суммы с его родных до раздела наследства.
Однажды я встретил редактора газеты и с упреком рассказал ему о том, что прочитал. Он рассмеялся и воскликнул:
— Чего только не увидишь во сне!
Перевод с арабского Д. Микульского
Из книги: Восточный альманах. Выпуск 11 (К вершине горы).Москва, «Художественная литература», 1983 – с. 115-120.