Мустафа Феси – алжирский прозаик, пишет на арабском языке. Родился в 1945 году в деревне Мусайрада провинции Тлемсен. Окончил факультет литературы алжирского университета. С 1969 года рассказы М. Феси публикуются в периодической печати. Участник встречи молодых писателей Азии и Африки в Ташкенте (1976 г.).
***
Они уже отчаялись найти свободное место, как вдруг девушка дернула старика за рубаху и потянула к одному месту из купе.
— Сюда, отец! Тут есть свободное место.
— Где? Ну слава Аллаху! Садись, дочка.
Он почувствовал облегчение, но оно сменилось чем-то похожим на раздражение, когда, входя в купе с тяжелым чемоданом, он увидел, что в нем сидят пышущие здоровьем, развязанные молодые люди.
Дочь прошла вперед, а старик, сгибаясь под тяжестью ноши, чуть поотстал. И тут ему показалось, что один из пассажиров шепотом что-то сказал его девочке. «Ну что поделаешь с этими наглецами?! Жаль, не знаю французского. Теперь и не поймешь, может быть, он и не ей вовсе шептал?.. Ну и времена пошли! Опасно девочку одну оставить. Если бы не дела, довез бы ее до самой столицы… Правда, дочка у меня – порядочная девушка, не чета нынешним. Сам ее воспитал. Не будь я уверен, что она блюдет честь семьи, не послал бы ее в столицу продолжать учебу. Уж так не хотел отпускать ее одну! Но женщина есть женщина. Всегда на своем настоит. Да направит ее Аллах на путь истинный!» Он поставил чемодан и повернулся, чтобы проститься:
— Будь умницей, дочка! Да ниспошлет Аллах тебе удачу! За нас не беспокойся, пиши письма.
Спасаясь от сигаретного дыма, старик направился к выходу из купе.
Хаджи Ибрагиму перевалило уже за шестьдесят. Его черная шерстяная рубаха до пят – джалляба, белый платок, несколько раз обмотанный вокруг головы, грубые деревенские башмаки и палка в левой руке – все это было символом дедовских времен.
У выхода из купе он еще раз обернулся к дочери:
— Счастливого пути! Будь умницей, Айша!
Она сидела в самом дальнем углу купе. От нее, этой двадцатилетней девушки, исходила непередаваемая прелесть природной красоты бедуинки: на округленном смуглом лице загадочно светились чуть печальные глаза, черные как смоль волосы ниспадали до пояса, модное, купленное в городе платье обтягивало упругое тело и высокую грудь.
Утомленный поездкой – ведь, чтобы попасть на автобус, следовавший до Орана, пришлось встать затемно, — старик брел, опустив голову и тяжело передвигая ноги. А в ушах все еще звучали слова, сказанные Айше на прощание: «Будь умницей, дочка! Держи себя достойно! Да ниспошлет Аллах тебе удачу!» Может быть, к этому следовало еще что-нибудь добавить? Пожалуй, нет. Я ведь полностью ей доверяю. По мне, уж лучше ей бросить учебу. Перед летними каникулами так и решил. К тому же многие дочку сватали, даже сын ее дяди – лучший из женихов. Хватит ей учиться, и без того грамотная. Два года, как среднюю школу закончила. Чего еще надо? Уже одно среднее образование, говорят, дело не малое… Но они с женой меня одолели. Как тут быть? Да направит ее Аллах на путь истинный!»
Огромные часы на стене станционного здания, к которому направлялся хаджи Ибрагим, показывали почти семь.
«Ничего, что пришли чуть раньше». С этими словами он вынул из внутреннего кармана рубахи часы: «Точно без четверти семь. А поезд уходит в семь тридцать». Старик обернулся к поезду, посмотрел на пассажиров, спешащих заранее занять место в поезде, чуть помедлил, наблюдая за суматохой, пожал плечами и пошел. Однако не так-то просто пробраться к выходу, когда вокруг толпится народ и тебя толкают со всех сторон. Словно все на свете сговорились ехать именно в этот день.
«Эх, а мы, бывало, как ездили, когда были молодыми…» Старик вздохнул, и тут его чуть не сбила с ног девушка, торопившаяся к поезду под руку с молодым человеком. Подобно вихрю пронеслись они мимо него. Отвернувшись, старик заворчал: «Так-то вот… на людях… без стыда и совести… Ну и времена! Ну и молодежь! Вот они, нынешние молодые…а еще говорят, что они передовых взглядов!.. Живут с друг другом не поженившись! Куда смотрят их родители! Что за воспитание! Да будь они даже из хорошей семьи, кто может положиться, что они поженятся? Так-то вот просто… У всех на глазах. Мы в наше время, завидев женщину, глаза в сторону отводили. А жену только после свадьбы рассмотреть могли. Где теперь эти времена?»
Он еще острее почувствовал усталость и, выйдя из широких дверей здания, побрел к расположенной напротив кофейне, сел там за отдельный столик у входа, чтобы видеть большие станционные часы. Заказал чашечку кофе. Хаджи Ибрагим всегда пил кофе, чтобы снять усталость. После нескольких глотков утомление проходило, на душе становилось легко. Сегодня же за целый день он успел выпить только полчашки, да и то в пять часов утра перед выходом из дома. Когда собираешься в дорогу, да еще в такую рань, не поешь и не попьешь как следует.
Посидев с четверть часа, хаджи Ибрагим поднялся и собрался уйти, как вдруг вспомнил, что не заплатил за кофе. Он подозвал официанта и, доставая из кармана кошелек, вместе с ним извлек измятый конверт с оборванным краем. Конверт упал на пол, но старик тут же подхватил его, вынул дрожащей рукой письмо, молча взглянул на него и сразу перевел взгляд на официанта, стоявшего перед ним, словно истукан.
— Прости, дорогой. Совсем забыл, что ты тут. Да проклянет Аллах мою забывчивость! Сколько с меня?
— Полдинара.
Старик положил на стол медную монету.
— Пожалуйста, бери!
Когда официант ушел, хаджи Ибрагим снова посмотрел на письмо, затем сложил его и засунул в конверт: «Как же я мог забыть о письме? О Аллах! Память совсем отшибло. И грош ей цена, если даже о единственном брате забыл. Прошло больше десяти дней, как письмо получил, а брата родного до сих пор не повидал. Может быть, хуже стало? Да исцелит его Аллах! В любом случае надо было ехать, как только пришло письмо». Старик, раздумывая, потоптался на месте, но вот лицо его просветлело «А почему бы не повидать брата сегодня? Лучшей возможности и не будет, ведь я ж на полпути к нему. Еще столько же, и доберусь до Мухаммадии. Как это я дома не додумался? Скажи я там, что навещу сегодня брата, мои собрали бы для него каких-нибудь фруктов. Братово семейство как уехало из деревни в город, так и фруктов, наверно, досыта не ест. Да и какое сравнение – фрукты прямо с дерева или те вялые, что они покупают на рынке или в магазине. Ох уж этот город! И зачем люди рвутся туда, где все вянет?»
Старик снова вынул часы: «Сейчас семь десять. Кажется, успею на поезд. Это лучше, чем тащиться на автобусе. До чего же утомительной была утренняя поездка!» Он спрятал часы в карман и зашагал по направлению к станции. Купив билет, старик вошел в вагон и, протискиваясь по узкому проходу, стал искать, куда бы присесть. И тут он вспомнил о дочери: «Ведь я совсем о ней забыл. Как будто целая вечность прошла с тех пор, как мы расстались. Мы же едем в одном поезде. Да и вагон, кажется, тот же самый».
— Есть ли еще вагон третьего класса? – обратился он к молодому человеку, стоявшему у окна и смотревшему на перрон.
— Нет, только этот вагон.
— Спасибо, сынок.
«Значит, она здесь. Сейчас разыщу ее, и вместе доедем хотя бы до Мухаммадии. Вдвоем-то куда веселее ехать».
Поезд тронулся. Хаджи Ибрагим с трудом пробирался от одного купе к другому, высматривая дочь, и думал, как она удивится, когда увидит его в поезде. Вот еще одно купе. Из-за плотной завесы табачного дыма сразу и не разглядишь сидящих в нем людей. Он вошел в купе. «Но что это? Айша?!» старик вздрогнул, палка выпала из ослабевшей руки.
Она сидела на том самом месте, где он ее оставил, и шепотом читала стихи на французском языке. На ее коленях лежала голова юноши, в левой руке – его рука. Молодой человек, улыбаясь, слушал ее.
Старик, застыв на месте, неотрывно смотрел на дочь. Перед глазами молниеносной быстротой, подобно миражу, проносились, заполняя все вокруг, тысячи картин. Взоры окружающих устремились на старика. Молодой человек резко поднял голову.
— Отец!
Губы старика задвигались, казалось, он что-то хотел сказать. Из глаз его покатились слезы. Он попытался шагнуть вперед, но вместо этого вдруг резко осел. И тут же его подхватили протянутые со всех сторон руки. Люди вскочили и окружили старика. Молодой человек посмотрел на Айшу:
— Надо было все же сказать ему, что мы собираемся пожениться.
Поезд, извиваясь, мчался среди широких полей. Пассажиры с трудом улавливали слабый, хриплый голос старика, заглушаемый мерными ударами колес: Айша… Айша…
Перевод с арабского О. Бавыкина
Из книги: Восточный альманах. Выпуск 11 (К вершине горы). Москва, «Художественная литература», 1983 – с. 120-125.