Суфия Камал (20.07.1911 – 20.11.1999) – знаменитая бангладешская поэтесса и общественный деятель. Она родилась в семье, которая принадлежала к мусульманской аристократии Бенгалии. Отец Суфии Камал, Саийд Абдул Раби, был очень образован, знал девять языков. Суфия выросла в богатом поместье своего деда – наваба Саийда Муаззама Хусейна в атмосфере традиционной культуры.
В 13 лет ее выдали замуж за двоюродного брата, Нехала Хусейна, человека, очевидно, также незаурядного. Он поддерживал стремление жены к самообразованию и поощрял ее литературные опыты на бенгальском языке.
В 1928 году с разрешения матери, в сопровождении мужа и в чадре, Суфия пришла в гости к Рабиндранату Тагору. Тагор благосклонно принял ее и подарил гостье экземпляр своего романа «Гора» с автографом.
В те годы в Калькутте устраивались развлекательные полеты на аэроплане, и Суфия была первой мусульманкой, отважившейся сесть в аэроплан. Это событие горячо обсуждалось в бенгальской прессе.
В 1932 году умер Нехал Хусейн. Родственники хотели по-своему распорядиться судьбой молодой вдовы, но она с пятилетней дочерью на руках покинула дом, уехала в Калькутту и поступила там учительницей в школу. Во время страшного голода 1943 года Суфия Камал участвовала в комитетах помощи голодающим. В 1947 году, когда при разделе Индии возникли кровавые индусско-мусульманские конфликты, Суфия Камал работала в комитетах мира, безуспешно пытавшихся примирить враждующих.
Через некоторое время после раздела Суфия Камал вернулась в Восточную Бенгалию, ставшую Восточным Пакистаном. Литературная и общественная известность ее росла. Стихотворения Суфии Камал вошли в школьные программы. «Бенгальская Академия» в Дакке избрала ее своим почетным членом и в 1961 году наградила премией за выдающиеся поэтические заслуги. Одновременно Суфия Камал возглавляла ряд женских организаций страны, а также не раз участвовала в международных писательских конференциях. Правительство Пакистана в 1961 году назначило ее членом «Комиссии по искоренению общественных зол», а в 1960 году наградило высоким орденом «Тамга-и-имтиаз» (Орден отличия).
Не до причесок женщинам сейчас
Не до причесок женщинам сейчас.
Они забыли в этот грозный час
Сурьму, румяна и белила –
Их пламя смерти опалило.
Улыбки нежной больше нет –
Уста им запечатал гнев.
Где робкий взгляд пугливой лани?
Сейчас он жжет, пронзает, ранит
Больнее острого клинка.
И сильной сделалась рука,
И сердце стало как скала –
В нем ненависть гнездо свила.
Нет женской робости в помине,
На смену ей пришла отвага ныне:
Мстят женщины за тех, кто пал в бою,
Мстят палачам, за боль свою.
Любви напевы отзвучали,
Звучит в душе струна печали,
Рождая новые слова:
Мать-родина жива!
Мы защитим ее права!
01.02.1972
Из сборника «На могиле моих детей»
Ответ на письмо
Привет тебе, любимая сестра!
Прости, что медлила с ответом.
Унылы дни мои и грустны вечера.
Пишу, а слезы – словно семь морей –
текут из глаз и свет мне застят.
И за окном и на душе ненастье.
Вот так порой в погожий день
На землю ляжет черной тучи тень.
Мой муж – его ты помнишь, –
Сегодня тяжко болен, плох.
И дочка далеко, и мамы нету рядом.
Все то, что было счастьем, стало ядом.
Не знаю, может быть, река всему виной?..
Как я любила в детстве…
Наш дом, наш сад – мой рай земной.
А ныне это страшное соседство
Набухшей гневом, бешеной воды!
Повсюду разрушения следы,
Дома и дорогие мне могилы
Река неистовая поглотила.
Я на развалины смотрю с порога…
Меня чаруют эта глушь и наш простор…
Дождь городской уныл и сер.
В деревне дождь совсем другое дело –
О, этот водопад с небесных сфер, бушующий, гривастый, оголтелый!
И танец яростный волны седой – вода сливается с водой,
И не поймешь, где небо, где река.
Порою глянет луч издалека,
И рис осенний, лучший друг крестьян,
Блеснет сквозь ливень и туман.
Порою ветер постучится в двери,
Расскажет древние поверья,
Шепнет, что хмурый день идет к концу…
А я стою, и ливень хлещет по лицу,
И невесомым делается тело, и пахнет сыростью, травою прелой,
И вся земля в воде по плечи,
И дальний луг заречный
Затянут белой мглой…
Когда б могла я сделаться землей,
Лежать покорно, терпеливо,
Без боли в сердце слушать плач дождливый
И твердо верить, что когда-нибудь
Цветы живые мне украсят грудь…
… сестра, хотелось рассказать так много,
А я пишу о пустяках,
Но не суди за это строго –
Меня тревога душит, гложет страх.
На небе – тучи, в сердце – стужа.
И мужу с каждым днем все хуже…
С тобой прощаюсь я сейчас.
Сестра моя, молись за нас!
Из сборника «Волшебные сумерки»
Джамиля в тюрьме
О дочь Алжира Джамиля!
Спала глубоким сном твоя земля,
а ты ни днем, ни ночью не спала,
в тюрьме ты не спала –
зари заветной ты ждала.
И вот рассвет простер крыла,
по небу дрожь волной прошла,
и черная густая мгла
развеялась как пепел, как зола.
Свободы факел ты зажгла,
лицом ты солнечно-светла,
тебя заря лучами оплела,
и лань-луна у ног твоих легла.
Ты отклики в сердцах нашла,
любовь народа обрела.
Ты нежный тонкий стебель, Джамиля,
но лотосом – венцом стебля –
сейчас свобода расцвела,
чиста и незапятнанно бела.
Тебя терзали руки зла,
и боль пронзала, как стрела,
а ныне звезды – блестки хрусталя –
тебя одели плечи, Джамиля.
Как высоко ты факел подняла!
Готовая сама сгореть дотла,
рассвета долго ты ждала,
ты не спала, ты не спала,
тепло и свет сквозь мрак несла
и за собой народ звала.
Тебя благословляет вся земля,
о дочь Алжира, Джамиля!
Из сборника «Диван»
