Кровопийцы

Му­хам­мед Адель (род. в 1955 г.) – па­лес­тин­ский про­за­ик, жур­на­лист. С 1985 го­да глав­ный ре­дак­тор па­лес­тин­ско­го еже­не­дель­ни­ка «Ни­даль аш-Ша­аб» («Борь­ба на­ро­да»). Ав­тор двух сбор­ни­ков рас­ска­зов и сбор­ни­ка пуб­ли­цис­ти­ки. При­ни­мал учас­тие в под­го­тов­ке и из­да­нии ан­то­ло­гии со­вет­ской по­э­зии на араб­ском язы­ке «По­эмы и по­эты» (1986).

***

— По­де­лись-ка, Фу­ад, с на­ми сво­и­ми мыс­ля­ми. Ими пол­на твоя че­ре­пуш­ка, ко­то­рая нын­че ни­че­го не сто­ит. Один нег­ром­кий, с глу­ши­те­лем вы­стрел – и те­бя уже нет, и ни­кто не по­мя­нет те­бя ни ко­рот­ким про­щаль­ным сло­вом, ни да­же строч­кой, за­те­ряв­шей­ся на внут­рен­них по­ло­сах га­зет, пест­ря­щих брос­ки­ми за­го­лов­ка­ми. Те­бе, друг мой, не­ве­до­ма ус­та­лость, и мне – что за на­пасть – при­хо­дит­ся вы­слу­ши­вать твои глу­бо­ко­мыс­лен­ные рас­суж­де­ния: де­таль­ный ана­лиз об­ста­нов­ки, на­пич­кан­ный кри­ти­чес­ки­ми за­ме­ча­ни­я­ми, про­гно­зы, вы­во­ды и т.д. и т.п. От все­го это­го ме­ня уже тош­нит. Не по­го­во­рить ли те­бе, ну хоть раз, о кра­со­тах при­ро­ды, о дожде, о мо­ре… Или вот о вес­не, что вдруг при­шла на рав­ни­ны и го­ры и про­бу­ди­ла в во­об­ра­же­нии кар­ти­ны, до­стой­ные ра­дост­ных мыс­лей и при­ят­ных бе­сед?

Фу­ад, на­бы­чив­шись, мол­чит, не зная, что от­ве­тить дру­гу. Он го­тов взо­рвать­ся от оби­ды, но не­ожи­дан­но осты­ва­ет и с ви­но­ва­той улыб­кой по­во­ра­чи­ва­ет­ся к со­бе­сед­ни­ку:

-Но ведь на­до же что-то де­лать, со­зда­вать усло­вия, по­зво­ля­ю­щие ид­ти впе­ред. На­до дейст­во­вать!

— Дейст­во­вать, ко­неч­но, на­до, — пе­ре­би­ва­ет его Зу­хейр, — но чувст­вуя под но­га­ми ре­аль­ную поч­ву. И не огра­ни­чи­вать­ся об­щи­ми сло­ва­ми и при­зы­ва­ми. Хва­тит пус­то­по­рож­ней бол­тов­ни и об­ма­на. Лю­ди ждут от нас кон­крет­ных дел, ко­то­рые тре­бу­ют уси­лий и да­ют­ся толь­ко по­том и кровью. Вот я, на­при­мер, вче­ра раз­го­ва­ри­вал с од­ним про­с­тым тру­же­ни­ком. Что ему нуж­но? Что­бы его не уни­жа­ли, что­бы у не­го был ку­сок хле­ба и мо­ло­ко для де­тей. За­чем его убеж­дать, что Бе­гин фа­шист? Да его дом, его жал­кое при­ста­ни­ще с на­ча­ла для всех бед и до сих пор раз­ру­ша­ли де­сят­ки раз. Не ду­ма­ешь ли ты, что он бу­дет уми­лять­ся тво­им ре­чам и вос­тор­жен­но за­ве­рять те­бя, что ты чуд­ный ора­тор и ум­ни­ца и имен­но та­кие лю­ди очень нуж­ны се­год­ня. Да будь у те­бя ты­ся­чи книг, на­уч­ных тру­дов и карт, ты все рав­но не зна­ешь мно­гих се­год­няш­них про­блем сво­ей ро­ди­ны…

Друзья оста­нав­ли­ва­ют­ся на на­бе­реж­ной, ря­дом с ла­воч­кой, где тор­гу­ют про­хла­ди­тель­ны­ми на­пит­ка­ми, уса­жи­ва­ют­ся на ста­ром, изъ­еден­ном вол­на­ми ка­мен­ном па­ра­пе­те. Устре­мив взгляд в мо­ре, Зу­хейр про­дол­жа­ет:

— Я не­дав­но был на празд­ни­ке, ку­да при­шли не­сколь­ко че­ло­век из ла­ге­ря бе­жен­цев. Они на­де­я­лись услы­шать что-ни­будь об­на­де­жи­ва­ю­щее о сво­их на­сущ­ных про­бле­мах: о во­до­снаб­же­нии ка­на­ли­за­ции, об элек­тро­ос­ве­ще­нии, боль­ни­цах и шко­лах. Ко­ро­че – о том, что вол­ну­ют лю­бо­го прос­то­го че­ло­ве­ка. Ни­кто не ос­па­ри­ва­ет его пра­ва быть в пер­вых ря­дах за­щит­ни­ков ре­во­лю­ции. Он пла­тит за пра­во до­ро­гой це­ной. А что ска­зать о тех, кто по­яв­ля­ет­ся пос­ле каж­до­го на­ле­та на ла­ге­ря, справ­ля­ет­ся о по­те­рях яко­бы для то­го, что­бы по­мочь, и ис­че­за­ет. Их уви­дишь раз­ве толь­ко на вы­бор­ном со­бра­нии или на лек­ции. Вый­дет та­кой на три­бу­ну и нач­нет мно­го­обе­ща­ю­ще, ду­ма­ешь, он что-то важ­ное ска­жет: «Что для нас сей­час са­мое глав­ное, друзья?» А по­том как пой­дет, спер­ва спо­кой­но, а по­том все боль­ше рас­па­ля­ясь, клей­мить им­пе­ри­а­лизм и си­о­низм, ре­ак­цию и враж­деб­ные си­лы. Ме­чет гро­мы с на­ро­дом, бить­ся про­тив пол­чищ за­хват­чи­ков, не­взи­рая на за­го­во­ры и про­ис­ки ко­вар­ных не­ду­гов. А боль­шинст­во его слу­ша­те­лей, если не все, смот­рят на не­го от­сут­ст­ву­ю­щим взгля­дом и ду­ма­ют о сво­ем. Впро­чем, иной раз боль­ше то­го, воз­му­ща­ют­ся.

Зу­хейр, сдер­жи­вая вол­не­ние, про­дол­жа­ет:

— Я был сви­де­те­лем то­го, как один из та­ких слу­ша­те­лей, ста­рик, ко­то­ро­му пе­ре­ва­ли­ло за семь­де­сят, не в си­лах слы­шать каж­дый день эту бол­тов­ню, под­нял­ся и, по­тря­сая по­со­хом пе­ред ли­цом оче­ред­но­го ора­то­ра, гроз­но за­явил: «На мою до­лю вы­па­ли пыт­ки, го­лод, об­стре­лы – все ка­кие мож­но бе­ды. Я все вы­тер­пел и толь­ко тво­ей бол­тов­ни не по­тер­плю. Ты го­во­ришь о на­цио­наль­ном единст­ве, а сам тре­бу­ешь стре­лять по не­со­глас­ным с то­бой. Ты рас­суж­да­ешь о слу­же­нии на­ро­ду, а сам да­вишь сво­ей ма­ши­ной на­ших де­тей. Ско­ты, ко­то­рые те­бя со­про­вож­да­ют, под­ни­ма­ют стрель­бу по лю­бо­му по­во­ду и без по­во­да, вмес­то то­го, что­бы вес­ти огонь на по­ле сра­же­ния. Ты рас­прост­ра­ня­ешь­ся о нуж­дах на­ро­да, а сам ни о ком, кро­ме се­бя и та­ких, как ты, не за­бо­тишь­ся. До­воль­но по­мы­кать на­ми, по­пи­рать на­ши пра­ва, на ко­то­рые те­бе на­пле­вать. Уби­рай­ся от­сю­да, или я сло­маю этот кол о твою го­ло­ву. Мне не­че­го те­рять. Ты и те­бе по­доб­ные дол­го си­де­ли на на­шей шее. А те­перь я и ду­ха тво­е­го не же­лаю вы­но­сить. На­ше тер­пе­ние ве­ли­ко, но и ему есть пре­дел. Сколь­ко не­по­пра­ви­мых оши­бок, сколь­ко бед вы на­тво­ри­ли! Хва­тит с нас! Уби­рай­ся от­сю­да, не то об­ру­шу и стол и стулья на твою го­ло­ву, как все эти го­ды, си­дя на пре­зи­ди­у­ме, ты об­ру­ши­ва­ешь на нас свои ре­чи и по­су­лы…».

По­на­ча­лу этот ора­тор взвил­ся, стал на­ска­ки­вать на ста­ри­ка, угро­жать, но очень быст­ро сник, весь как-то сжал­ся, буд­то опа­са­ясь, что зем­ля по­гло­тит его. Со­про­вож­де­ние ора­то­ра пар­ни хо­те­ли бы­ло  от­тес­нить ста­ри­ка, но он  су­нул по­сох под нос од­но­му из них и в ярос­ти за­кри­чал: «Толь­ко тронь, кос­ти те­бе пе­ре­ло­маю! От­прав­ляй­ся луч­ше ту­да, где сра­жа­ют­ся твои братья! Не ме­ня на­до осте­ре­гать­ся, а то­го, ко­го ты со­про­вож­да­ешь. Он, слов­но клоп, пьет на­шу кровь. Те­бе не при­ста­ло и сто­ять-то ря­дом с этим мо­шен­ни­ком».

Лю­ди одоб­ри­тель­но слу­ша­ли ста­ри­ка и ста­ра­лись встать по­бли­же к не­му, на что он сер­ди­то за­ме­тил: «Важ­но не то, что­бы вы бы­ли за ме­ня, а что­бы вы бы­ли про­тив тех, кто лжет вам, кто ка­ле­чит на­ши из­ра­нен­ные из­гна­ни­ем ду­ши. Хва­тит рас­пол­зать­ся по ми­ру, жить враз­брод и все толь­ко меч­тать, как, встав в еди­ный строй, мы под­ни­мем го­лос во имя ро­ди­ны. Пусть ре­во­лю­ция объ­еди­нит нас, спло­тят ору­жие, бое­вое сло­во и об­щие дейст­вия. Толь­ко так мы ре­шим на­ши про­бле­мы и пре­одо­ле­ем труд­нос­ти. До ка­ких пор мы бу­дем слу­шать об ошиб­ках, а не бо­роть­ся с ни­ми? По­ра из­ба­вить­ся от па­ра­зи­тов, ко­то­рые со­сут на­шу кровь. Их не долж­но быть на чис­том те­ле ре­во­лю­ции. И не ро­бей­те пе­ред эти­ми вам­пи­ра­ми, не по­зво­ляй­те им вме­ши­вать­ся в на­ши де­ла. А если вы за­бу­де­те о мо­их сло­вах, я вам на­пом­ню их еще раз!»

К ста­ри­ку бро­сил­ся ка­кой-то па­рень, по­це­ло­вал его взмок­шее от вол­не­ния ли­цо и за­кри­чал: «Пра­виль­но, дед, до­воль­но слу­шать бол­ту­нов, ко­то­рые иг­ра­ют на­ши­ми судь­ба­ми. По­ра са­мим взять­ся за ум, а не рас­па­хи­вать свои ду­ши и две­ри на­ших до­мов пе­ред те­ми, кто нам не ве­рит, кто не сра­жа­ет­ся вмес­те с на­ми и за нас. По­кля­нем­ся же по­сту­пать так, по­ка не до­бьем­ся ве­ли­кой меч­ты, тво­ей меч­ты, дед, меч­ты каж­до­го из нас!»

Пе­ре­вод с араб­ско­го И. Бе­ляц­ко­го

Из кни­ги: Вос­точ­ный аль­ма­нах. Вып. 16 (За­ря на­деж­ды). М., «Ху­до­жест­вен­ная ли­те­ра­ту­ра», 1988 – с. 106-109.