«Чудесное ожерелье» Ибн Абд Раббихи

Кни­га «Чу­дес­ное оже­релье», от­рыв­ки ко­то­рой мы бу­дем раз­ме­щать на на­шем сай­те, — один из са­мых ран­них и на­ибо­лее из­вест­ных об­раз­цов сред­не­ве­ко­вой араб­ской ди­дак­ти­чес­кой ли­те­ра­ту­ры. Это ан­то­ло­гия, в ко­то­рой со­бар­ны са­мые раз­но­об­раз­ные ма­те­ри­а­лы, рас­ска­зы о ца­рях и ва­зи­рах, об ис­кус­ст­ве управ­ле­ния под­дан­ны­ми и хит­рос­тях в об­хож­де­нии с го­су­да­ря­ми и про­чи­ми ве­ли­ки­ми ми­ра се­го, о бе­ду­и­нах-ко­чев­ни­ках и го­ро­жа­нах, вы­ска­зы­ва­ния уче­ных и муд­ре­цов, анек­до­ты о чу­да­ках, мо­шен­ни­ках и скуп­цах. Здесь же по­ме­ще­ны не­об­хо­ди­мые све­де­ния по грам­ма­ти­ке, пра­ви­лам сти­хос­ло­же­ния, древ­ние араб­ские ле­ген­ды и ис­то­рии цар­ст­во­ва­ния не­ко­то­рых араб­ских пра­ви­те­лей.

Ав­то­ром или со­ста­ви­те­лем «Чу­дес­но­го оже­релья» был про­за­ик, по­эт и уче­ный Ибн Абд Раб­би­хи (858 — 940) из Кор­до­вы, сто­ли­цы Ан­да­лу­сии – араб­ской Ис­па­нии, вхо­див­шей в эпо­ху сред­не­ве­ковья в ор­би­ту ара­бо-му­суль­ман­ской куль­ту­ры.

Ибн Абд Раб­би­хи был не толь­ко блес­тя­щим про­за­и­ком и ис­кус­ным по­этом, но и зна­то­ком ма­те­ма­ти­ки, грам­ма­ти­ки, му­суль­ман­ско­го пра­ва и ис­то­рии. В юнос­ти он мно­го пу­те­шест­во­вал по го­ро­дам сво­ей ро­ди­ны, не­ко­то­рое вре­мя был при­двор­ным по­этом пра­ви­те­ля Се­вильи, но боль­шую часть жиз­ни – двад­цать во­семь лет – про­жил в Кор­до­ве. Его пе­ру при­над­ле­жит по­эма, про­слав­ля­ю­щая по­дви­ги кор­дов­ско­го ха­ли­фа Абд ар-Рах­ма­на ан-На­се­ра (912 — 961), сти­хи раз­ных жан­ров, он да­вал уро­ки грам­ма­ти­ки и ри­то­ри­ки, его зна­ли как серь­ез­но­го уче­но­го и крас­но­ре­чи­во­го со­бе­сед­ни­ка.

Но под­лин­ная сла­ва при­шла к Ибн Абд Раб­би­хи, ког­да его со­вре­мен­ни­ки по­зна­ко­ми­лись с «Чу­дес­ным оже­рель­ем». Эту кни­гу ста­ра­лись при­о­брес­ти в Си­рии, Ира­не, Ира­ке, пла­ти­ли бас­но­с­лов­ные день­ги за то, что­бы про­честь хо­тя бы от­дель­ные час­ти со­чи­не­ния, слу­хи о ко­то­ром до­шли до всех об­ра­зо­ван­ных лю­дей Ха­ли­фа­та.

Хо­тя «Чу­дес­ное оже­релье» яв­ля­ет­ся ан­то­ло­ги­ей, в кни­ге яр­ко про­яви­лось ав­тор­ское на­ча­ло, и не толь­ко в вы­бо­ре ма­те­ри­а­ла, но и в е­го об­ра­бот­ке. Ибн Абд Раб­би­хи про­явил не­за­у­ряд­ное мас­тер­ст­во, об­ра­бо­тав те час­ти «Чу­дес­но­го оже­релья», ко­то­рые мож­но бы­ло бы на­звать ма­лень­ки­ми но­вел­ла­ми, а так­же анек­до­ты и афо­риз­мы так, что вся ан­то­ло­гия при­о­бре­ла опре­де­лен­ное един­ст­во сти­ля. Ис­то­ри­чес­кую часть кни­ги, где идет речь о прав­ле­нии ара­бо-ис­пан­ских пра­ви­те­лей, Ибн Абд Раб­би­хи на­пи­сал сам. В «Чу­дес­ном оже­релье» мно­жест­во по­э­ти­чес­ких вкрап­ле­ний, зна­чи­тель­ная до­ля ко­то­рых при­над­ле­жит ав­то­ру.

Ибн Абд Раб­би­хи снаб­дил свой труд под­роб­ным пре­ди­сло­ви­ем, где рас­ска­зал о том, что все на­пи­сан­ное в этой кни­ге, «по­доб­но бу­си­нам, на­ни­зан­ным в чу­дес­ное оже­релье», при­зва­но по­зна­ко­мить чи­та­те­ля с ос­но­ва­ми всех на­ук и ис­кус­ств. Про­чтя «Чу­дес­ное оже­релье» и за­пом­нив все, что го­во­рит­ся в этом со­чи­не­нии, мож­но стать «адибом» — об­ра­зо­ван­ным ува­жа­е­мым че­ло­ве­ком и по­бо­роть не­ве­жест­во – худ­ший из по­ро­ков, ко­то­рый яв­ля­ет­ся при­чи­ной не­ра­зум­ных по­ступ­ков.

В сред­ние ве­ка «Чу­дес­ное оже­релье» поль­зо­ва­лось боль­шой по­пу­ляр­ностью не толь­ко в араб­ском ми­ре, мно­гие час­ти кни­ги бы­ли пе­ре­ве­де­ны на ла­тин­ский язык, что спо­соб­ст­во­ва­ло зна­ком­ст­ву Ев­ро­пы с об­раз­ца­ми араб­ской куль­ту­ры.

***

Не­кий  ку­фи­ец узнал, что один из при­бли­жен­ных на­мест­ни­ка, по­пав в дол­ги, про­да­ет в Ва­си­те свою усадьбу. Ку­фи­ец дал управ­ля­ю­ще­му быст­ро­ход­но­го му­ла и ме­шок с день­га­ми и ска­зал:

— От­прав­ляй­ся в Ва­сит и ку­пи эту усадьбу. Если хва­тит де­нег, за­пла­ти за нее, а если их бу­дет не до­ста­точ­но, на­пи­ши мне, и я при­шлю еще.

Управ­ля­ю­щий пус­тил­ся в путь и, ког­да ока­зал­ся да­ле­ко от жилья, встре­тил в сте­пи бе­ду­и­на, на ос­ле ко­то­ро­го не бы­ло ни­ка­кой дру­гой по­кла­жи, кро­ме лу­ка и кол­ча­на со стре­ла­ми.

Бе­ду­ин спро­сил:

— Ку­да ты на­прав­ля­ешь­ся?

— В Ва­сит, — от­ве­тил ку­фи­ец.

— Хо­чешь, по­едем вмес­те? – пред­ло­жил бе­ду­ин.

Тот со­гла­сил­ся, и они про­дол­жи­ли путь вдво­ем. Вдруг вда­ле­ке по­ка­за­лась стая  га­зе­лей.

— В ка­кую из них по­пасть, в пер­вую или по­след­нюю? – спро­сил бе­ду­ин. А на­до ска­зать, что был он од­ним из са­мых ис­кус­ных луч­ни­ков сво­е­го вре­ме­ни.

— В пер­вую, — от­ве­тил управ­ля­ю­щий.

Бе­ду­ин вы­стре­лил и по­пал в ту га­зель, ка­кую на­ме­тил. Они осве­же­ва­ли ее, под­жа­ри­ли и съели, и ку­фи­ец был очень рад, что на­шел  та­ко­го спут­ни­ка. На сле­ду­ю­щий день, ког­да над ни­ми про­ле­те­ла стая гор­ных ку­ро­па­ток, бе­ду­ин спро­сил ку­фий­ца:

— В ка­кую из этих птиц по­пасть?

Управ­ля­ю­щий ука­зал на од­ну из  ку­ро­па­ток, бе­ду­ин под­стре­лил ее, они ощи­па­ли пти­цу, за­жа­ри­ли и съели. На дру­гой день им не по­па­лось ни­ка­кой ди­чи, так же бы­ло и че­рез день, и бе­ду­ин спро­сил ку­фий­ца:

— В ка­кое мес­то те­бе по­пасть?

— По­бой­ся Ал­ла­ха, — вос­клик­нул тот, — ведь мы с то­бой спут­ни­ки и то­ва­ри­щи по не­счастью!

— Нет, я дол­жен те­бя убить, — воз­ра­зил бе­ду­ин.

— По­бой­ся Ал­ла­ха, на­ше­го Гос­по­да, — пов­то­рил ку­фи­ец, — и по­ща­ди ме­ня. Возь­ми это­го му­ла и ме­шок – он по­лон де­нег.

— Да­вай мне еще и одеж­ду, — ска­зал бе­ду­ин.

Ку­фи­ец снял с се­бя всю одеж­ду, и бе­ду­ин за­брал ее, а по­том при­ка­зал:

— Сни­май сан­да­лии.

Меж­ду тем на управ­ля­ю­щем бы­ли но­вые та­иф­ские сан­да­лии. Он взмо­лил­ся:

— По­бой­ся Ал­ла­ха, оставь хоть туф­ли, ведь го­ря­чий пе­сок со­жжет мне но­ги!

Но бе­ду­ин и слы­шать ни­че­го не хо­тел:

— Нет, да­вай мне сан­да­лии.

Де­лать не­че­го, ку­фи­ец снял од­ну и про­тя­нул ее бе­ду­и­ну. Тот взял сан­да­лию, и тут ку­фи­ец вспом­нил, что у не­го в дру­гой спря­тан кин­жал. Он снял вто­рую сан­да­лию, не­за­мет­но вы­нул из нее кин­жал и уда­рил бе­ду­и­на пря­мо в серд­це, вос­клик­нув:

— Кто за­рит­ся на все, по­те­ря­ет и по­ло­ви­ну!

И эти сло­ва ста­ли по­сло­ви­цей.